КОНСТАНТИН ДМИТРИЕВИЧ
БАЛЬМОНТ
(1867-1942)
Поэт, прозаик, драматург, переводчик, критик. Как поэт обрел известность, вскоре ставшую чрезвычайно широкой, в середине 90-х годов и в течение десятилетия, по словам В. Брюсова, «царил полновластно в нашей поэзии». Стихи Бальмонта, принадлежавшего к поколению «старших» символистов, привлекали внимание читателей страстной устремленностью к свету, к солнцу («Будем как Солнце!» - так называлась самая известная книга его стихов), удивительной музыкальностью, богатством звукописи, яркостью красок. Необычайно много сделано Бальмонтом в области поэтического перевода: благодаря ему русский читатель познакомился с произведениями В. Блейка, Шелли, Теннисона, Э. По, О. Уайльда и др. Эмигрировав в 1920 году, Бальмонт продолжал интенсивно работать, но явно повторяя уже сделанное им ранее.
«Мы живем в Голубом Замке Неба и не помним, как мы вошли в эту жизнь, и не знаем, как выйдем. Но если Кальдерон верно сказал, что „Жизнь есть сон", он очень мудро говорит устами старца в этой драме, что хорошо и что нужно даже и во сне делать добро. И утолительное добро - творить Красоту».
К. Бальмонт. На заре, 1929 «...Что такое стихи Бальмонта, как не запечатленные мгновения? Рассказ, повествование - для него исключение; он всегда говорит лишь о том, что есть, а не о том, что было. Даже прошедшего времени Бальмонт почти не употребляет; его глаголы стоят в настоящем. „Темнеет вечер голубой", „Я стою на побережеи", „Мерцают сумерки" - вот характерные вступительные слова стихов Бальмонта. Он заставляет своего читателя переживать вместе с ним всю полноту единого мига.
Но чтобы отдаваться каждому мгновению, надо любить их все. Для этого за внешностью вещей надо угадать их вечно прекрасную сущность. Если видеть кругом себя только доступное обычному людскому взору, невозможно молиться всему. Но от самого ничтожного есть переход к самому великому. Каждое событие - грань между двумя бесконечностями. Каждый предмет создан мириадами воль и стоит, как неисключимое звено, в будущей судьбе вселенной. Каждая душа - божество, и каждая встреча с человеком открывает нам новый мир».
В. Брюсов. К. Д. Бальмонт: Статья первая. Будем как Солнце!, 1903 «От Бальмонта уцелело поразительно немного - какой-нибудь десяток стихотворений. Но то, что уцелело, воистину превосходно и по фонетической яркости, и по глубокому чувству корня и звука выдерживает сравнение с лучшими образцами заумной поэзии. Не вина Бальмонта, если нетребовательные читатели повернули развитие его поэзии в худшую сторону. В лучших своих стихотворениях - „О ночь, побудь со мной", „Старый дом" - он извлекает из русского стиха новые и после не повторявшиеся звуки иностранной, какой-то серафической фонетики. Для нас это объясняется особым фонетическим свойством Бальмонта, экзотическим восприятием согласных звуков. Именно здесь, а не в вульгарной музыкальности источник его поэтической силы».
О. Мандельштам. Буря и натиск, 1923 «Брюсов правильно сказал, что бальмонтовские преувеличенные прославления жизни и всяческого „веселья бытия" носят в большинстве несколько нарочитый и натянутый характер, что в них ощущается „какое-то усилие, какая-то принужденность языка и чувства". По природе своей талант Бальмонта - тихий и нежный, даже, можно сказать, женственный. Поэт неизмеримо более органичен в тех случаях, когда не поддается козьма-прутковскому „желанию быть испанцем", а говорит тихо и просто. Когда он кричит, голос его нет-нет да и сорвется. Лучшее у него - песни, спетые вполголоса, - те, в которых раскрывается „утренняя душа" поэта. И читая эти песни, в самом деле испытываешь то „весеннее чувство", о котором говорил Блок: „Когда слушаешь Бальмонта - всегда слушаешь весну"».
В. Орлов. Бальмонт. Жизнь и поэзия, 1969 «Наиболее полно раскрывается Бальмонт как поэт в самой известной своей книге „Будем как Солнце!" (1903). Новое здесь - попытка дать жизнеутверждающую, радостную, оптимистическую поэзию. Это - гимны стихиям, земле и космосу, жизни природы, любви и страсти. Мечте, влекущей вперед, творческому самоутверждению человека. Пользуясь (как и ранее) красками импрессионистической палитры, Бальмонт создает теперь многоцветную и многозвучную поэзию. В ней - пиршество ощущений, ликующее наслаждение богатством явлений природы, пестрой сменой тонких восприятий и зыблющихся душевных состояний. Но любование жизнью и здесь носит противоречивый характер, оно отрешено от общественных процессов; гуманистическое содержание этих стихов - ограниченно, а то и ущербно; в них немало претенциозного самовозвеличения, крикливости. И даже в лучшем разделе сборника - „Четверогласие стихий" - человеческий разум умаляется перед лицом стихийно-бессознательного».
Б. Михайловский. Символизм, 1971 Задание 1 1. Чем обусловлена огромная популярность стихов Бальмонта в начале XX века? Почему уже в середине первого его десятилетия эта популярность идет резко на убыль?
2. По общему мнению, в лучших стихах Бальмонта слова выносятся на музыкальной волне. Чем обусловлена их напевность, «певучесть»?
3. Можно ли согласиться с мнением об ограниченности гуманистического содержания стихов Бальмонта? Чем определяется это свойство стихов, позиции поэта?
Придорожные травы
Спите, полумертвые, увядшие цветы,
Так и не узнавшие расцвета красоты,
Близ путей заезженных взращенные Творцом,
Смятые невидевшим тяжелым колесом. В час, когда все празднуют рождение весны,
В час, когда сбываются несбыточные сны,
Всем дано безумствовать, лишь вам одним нельзя,
Возле вас раскинулась заклятая стезя. Вот, полуизломаны, лежите вы в пыли,
Вы, что в небо дальнее светло глядеть могли,
Вы, что встретить счастие могли бы, как и все,
В женственной, в нетронутой, в девической красе. Спите же, взглянувшие на страшный пыльный путь,
Вашим равным - царствовать, а вам - навек уснуть,
Богом обделенные на празднике мечты,
Спите, не видавшие расцвета красоты.
1900
«...Одно из лучших созданий Бальмонта, - из тех, что дают ему право на видное место в литературе. Мысль стихотворения: у судьбы есть свои пути и, верша их, она не считается с индивидуальностями. Иначе: ради интересов целого может и должно гибнуть частное, хотя бы, само по себе, оно и не было достойно гибели. Это одна из основных тем поэзии, варьированная и в таких произведениях, как „Преступление и наказание" или „Медный всадник", где цели мировой судьбы берут на себя разгадать и выполнить Раскольников и Петр. У Бальмонта это символизировано в двух образах: „придорожные цветы" („бедный Евгений" Пушкина, „старуха-процентщица" Достоевского) и „невидевшее (невидящее) тяжелое колесо", движущееся по „заезженному пути" (Петр в „Медном всаднике", Раскольников в „Преступлении..."). У Пушкина и Достоевского внимание сосредоточено на вопросе о праве человека брать на себя роль судьбы; у Бальмонта - на несправедливости, обрекающей на гибель неповинных. Поэтому у Бальмонта подчеркнуты эта „невиновность" и эта „безжалостность", „бесчувственность" судьбы; мистичность всего совершившегося символизирована образом „Творца" и „Бога". Такой анализ вскрывает и недочеты этого стихотворения, повторяем, одного из лучших у Бальмонта. Ясно, что поэтом не использовано много возможностей усилить то впечатление, которое должны были бы дать стихи. „Заезженные пути" - недостаточно сильно и после этого эпитета неожиданная „заклятая стезя", „женственная, нетронутая, девическая краса" - нагромождение слов, взятых слишком субъективно; „царствовать - уснуть" - противоположение неверное и т. д. При этом ряд очень бледных, почти условных, образов: „узнать расцвет красоты", „рождение весны", „данобезумствовать", „светло глядеть", „встретить счастие". Размер - обычный у Бальмонта, использованный им множество раз: по существу, 7-стопный хорей, с постоянной цесурой после ослабленного арсиса 4-й, или проще: стих из 2 полустиший - 3-стопный хорей с дактилическим окончанием и 3-стопный акаталектический ямб. Рифмы, частью, очень „заезженные", как „стезя - нельзя", „все - красе", „путь - уснуть", „мечты - красоты", да и остальные - не интересны, не ярки и не естественны, напр., „в пыли - могли"».
В. Брюсов. Наброски к статье «Что же такое Бальмонт?», 1921 Задание 2 1. В названии стихотворения речь идет о «травах», тогда как далее появляется образ «цветов». В чем смысл такой замены?
2. Почему в стихотворении цветы «полумертвые», «полуизломаны»? Согласны ли вы с тем истолкованием причин их гибели, которое предложено Брюсовым?
3. Выделите в стихотворении ключевые слова. Каковы особенности образно-стилевой системы стихов?
Я не знаю мудрости
Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих,
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры. Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву
И зову мечтателей... Вас я не зову!
«Мимолетное впечатление, вмещенное в личное переживание, становится единственно доступной формой отношения к миру - для художника, демонстративно расторгнувшего свои общественные связи и открывшего (как говорил Бальмонт) „великий принцип личности" - в „отъединении, уединенности, отдаленьи от общего". В этом смысл знаменитой поэтической декларации Бальмонта: „Я не знаю мудрости, годной для других". <...>
Любая мимолетность могла послужить лирической темой, воплощавшейся в зыбких и разрозненных образах, призванных передать эффект индивидуального, необязательного „для других" впечатления. Закономерности общего и целого при этом игнорируются: мое впечатление таково, я переживаю его так, а не иначе, а общей „мудрости" для меня не существует. Таков высший закон художника-индивидуалиста».
В. Орлов. Бальмонт. Жизнь и поэзия, 1969 «Миг - знак, намек на то, что есть вечность, есть невидимый космос души.
Мимолетность возведена Бальмонтом в философский принцип. Человек существует только в данное мгновенье. В данный миг выявляется вся полнота его бытия. Слово, вещее слово приходит только в этот миг и всего на миг. Большего не требуй. Живи этим мигом, ибо в нем истина, он - источник радости жизни и ее печали. О большем и не мечтай, художник, - только бы выхватить у вечности этот беглый миг и запечатлеть его в слове. <...>
Эту изменчивость, зыбкую радужность, игру „каждой мимолетности" запечатлевает поэт. <...>
Он брал материал всюду - любой, все, что могло ему пригодиться, - все мгновенно преображалось в стихи. Только что увиденное, давно услышанное, еще раньше узнанное смыкалось для того, чтобы выразить это мгновение. Пережить его, воплотить в слове и пойти дальше - к следующему мгновению. Истина открывается поэту только в это мгновение. Открывается и исчезает, уступая место новому открытию истины. Так череда этих мгновенных прикосновений к истине становится жизнью поэта. Высказанное от души, первый порыв - самый верный. Всякого рода поправки, коррективы он не будет вносить в рукопись, это только испортит ее.
Как сложится песня, как получится, как выльется из сердца - этому и верь, поэт. В этом потоке было все - и свежая струя, и ил, и мусор, и грязь, и рыбы, и цветы, и пена, и донные течения. Длинноты, озарения, красноречие, высокая поэзия».
Л. Озеров. Константин Бальмонт и его поэзия, 1980 Задание 3 1. «Мудрости» поэт противопоставляет «мимолетность». Как это противопоставление выражается в тексте стихотворения, его отдельных деталях?
2. Поэт (и его поэзия) сравнивается здесь с плывущим по небу «облачком». Какие иные сравнения, возникающие в этом случае, встречаются в русской поэзии? Какие (с чьими именами связанные) традиции подхватывает и продолжает Бальмонт?
3. В чем особенности нравственно-эстетических позиций поэта? Какие образные решения избираются им для их утверждения?
...Мне открылось, что времени нет,
Что недвижны узоры планет,
Что бессмертие к смерти ведет,
Что за смертью бессмертие ждет. К. Бальмонт ...только мимолетности я влагаю в стих. К. Бальмонт
Константин Дмитриевич Бальмонт родился 3 (15) июня 1867 года в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии. Отец, Дмитрий Константинович, служил в Шуйском уездном суде и земстве, пройдя путь от мелкого служащего в чине коллежского регистратора до мирового судьи, а затем до председателя уездной земской управы. Мать, Вера Николаевна, урожденная Лебедева, была образованной женщиной, и сильно повлияла на будущее мировоззрение поэта, введя его в мир музыки, словесности, истории.
В 1876-1883 годах Бальмонт учился в Шуйской гимназии, откуда был исключен за участие в антиправительственном кружке. Продолжил свое образование во Владимирской гимназии, затем в Москве в университете, и Демидовском лицее в Ярославле. В 1887 году за участие в студенческих волнениях был исключен из Московского университета и сослан в Шую. Высшего образования так и не получил, но благодаря своему трудолюбию и любознательности стал одним из самых эрудированных и культурных людей своего времени. Бальмонт ежегодно прочитывал огромное количество книг, изучил, по разным сведениям, от 14 до 16 языков, кроме литературы и искусства увлекался историей, этнографией, химией.
Стихи начал писать в детстве. Первая книга стихов «Сборник стихотворений» издана в Ярославле на средства автора в 1890 году. Молодой поэт после выхода книжки сжег почти весь небольшой тираж.
Решающее время в формировании поэтического мировоззрения Бальмонта - середина 1890-х годов. До сих пор его стихи не выделялись чем-то особенным среди поздненароднической поэзии. Публикация сборников «Под северным небом» (1894) и «В безбрежности» (1895), перевод двух научных трудов «История скандинавской литературы» Горна-Швейцера и «Истории итальянской литературы» Гаспари, знакомство с В. Брюсовым и другими представителями нового направления в искусстве, укрепили веру поэта в себя и свое особое предназначение. В 1898 году Бальмонт выпускает сборник «Тишина», окончательно обозначивший место автора в современной литературе.
Бальмонту суждено было стать одним из зачинателей нового направления в литературе - символизма. Однако среди «старших символистов» (Д. Мережковский, З. Гиппиус, Ф. Сологуб, В. Брюсов) и среди «младших» (А. Блок, Андрей Белый, Вяч.
Иванов) у него была своя позиция, связанная с более широким пониманием символизма как поэзии, которая, помимо конкретного смысла, имеет содержание скрытое, выражаемое с помощью намеков, настроения, музыкального звучания. Из всех символистов Бальмонт наиболее последовательно разрабатывал импрессионистическую ветвь. Его поэтический мир - это мир тончайших мимолетных наблюдений, хрупких чувствований.
Предтечами Бальмонта в поэзии являлись, по его мнению, Жуковский, Лермонтов, Фет, Шелли и Э. По.
Широкая известность к Бальмонту пришла достаточно поздно, а в конце 1890-х он был скорее известен как талантливый переводчик с норвежского, испанского, английского и других языков.
В 1903 году вышел один из лучших сборников поэта «Будем как солнце» и сборник «Только любовь». А перед этим, за антиправительственное стихотворение «Маленький султан», прочитанное на литературном вечере в городской думе, власти выслали Бальмонта из Петербурга, запретив ему проживание и в других университетских городах. И в 1902 году Бальмонт уезжает за границу, оказавшись политическим эмигрантом.
Помимо почти всех стран Европы Бальмонт побывал в Соединенных Штатах Америки и Мексике и летом 1905 года вернулся в Москву, где вышли два его сборника «Литургия красоты» и «Фейные сказки».
На события первой русской революции Бальмонт откликается сборниками «Стихотворения» (1906) и «Песни мстителя» (1907). Опасаясь преследования поэт вновь покидает Россию и уезжает во Францию, где живет до 1913 года. Отсюда он совершает поездки в Испанию, Египет, Южную Америку, Австралию, Новую Зеландию, Индонезию, Цейлон, Индию.
Вышедшая в 1907 году книга «Жар -птица. Свирель славянина», в которой Бальмонт развивал национальную тему, не принесла ему успеха и с этого времени начинается постепенный закат славы поэта. Однако сам Бальмонт не сознавал своего творческого спада. Он остается в стороне от ожесточенной полемики между символистами, ведущейся на страницах «Весов» и «Золотого руна», расходится с Брюсовым в понимании задач, стоящих перед современным искусством, пишет по-прежнему много, легко, самозабвенно. Один за другим выходят сборники «Птицы в воздухе» (1908), «Хоровод времен» (1908), «Зеленый вертоград» (1909). О них с несвойственной ему резкостью отзывается А. Блок.
В мае 1913 года, после объявления амнистии в связи с трехсотлетием дома Романовых, Бальмонт возвращается в Россию и на некоторое время оказывается в центре внимания литературной общественности. К этому времени он - не только известный поэт, но и автор трех книг, содержащих литературно-критические и эстетические статьи: «Горные вершины» (1904), «Белые зарницы» (1908), «Морское свечение» (1910).
Перед Октябрьской революцией Бальмонт создает еще два по-настоящему интересных сборника «Ясень» (1916) и «Сонеты солнца, меда и луны» (1917).
Бальмонт приветствовал свержение самодержавия, однако события, последовавшие вслед за революцией, отпугнули его, и благодаря поддержке А. Луначарского Бальмонт получил в июне 1920 года разрешение на временный выезд за границу. Временный отъезд обернулся для поэта долгими годами эмиграции.
В эмиграции Бальмонт опубликовал несколько поэтических сборников: «Дар земле» (1921), «Марево» (1922), «Мое - ей» (1923), «Раздвинутые дали» (1929), «Северное сияние» (1931), «Голубая подкова» (1935), «Светослужение» (1936-1937).
Умер 23 декабря 1942 года от воспаления легких. Похоронен в местечке Нуази ле Гран под Парижем, где жил последние годы.
Константин Бальмонт (Судьбы поэтов серебряного века)
М.Стахова Поэта Константина Дмитриевича Бальмонта традиционно относят к представителям старшего поколения русского символизма. Однако все его творчество нельзя признать чисто символистским. Для К. Бальмонта декадентство служило не только и не столько формой эстетического отношения к жизни, сколько удобной оболочкой для создания образа творца "нового искусства". Принятая поэтом личина "стихийного гения", эгоцентризм, доходящий до нарциссизма, с одной стороны, и вечное "солнцепоклонство", верность мечте, поиски прекрасного и совершенного - с другой, позволяют говорить о нем как о поэте неоромантического склада. При этом нельзя отрицать, что присущая К. Бальмонту "солнечность", стремление к постоянному обновлению ("Когда слушаешь Бальмонта - всегда слушаешь весну",- писал о нем А. Блок), способность "остановить мгновение", и при этом богатая палитра красок, свет и воздух, которые пронизывают его стихи, особенно ранние, придают его творчеству импрессионистический характер.
К. Бальмонт написал 35 книг стихов, 20 книг прозы, его переводы составляют более 10 000 печатных страниц (среди них - поэты разных стран: В. Блейк, Э. По, П. Б. Шелли, О. Уайльд, Ш. ван Лерберг, Гауптман, Бодлер, Задерман; испанские песни, словацкий, грузинский эпос, югославская, болгарская, литовская поэзия, а также стихотворения поэтов Мексики, Полинезии, Японии и Индии). Этот список бесконечен: Бальмонт и в переводческой деятельности, как и в поэзии, был ненасытен и всеохватен. Среди написанного им есть художественная и автобиографическая проза, мемуары, филологические трактаты, историко-литературные исследования и критические эссе, а также "записные книжки" и многочисленные письма. В 1910 г. поэт заявил, что через полвека будет издано собрание его сочинений в девяносто трех томах или выше. Это предсказание не сбылось, как не сбылись и многие другие пророчества, к которым экзальтированный автор был весьма склонен.
К. Бальмонт вообще любил мистификацию, необычные поступки, нарочито пренебрегал условностями, что провоцировало появление многочисленных сплетен, анекдотов, таинственных историй. Театральность, эпатаж часто служили ему дурную службу (достаточно вспомнить строки "Я ненавижу человечество..." или "Хочу я зноя атласной груди... хочу одежды с тебя сорвать"). Однако крупнейший исследователь творчества поэта Вл. Орлов считает, что все это было наносное: "При всей экзальтированности, сделанности, сверхчеловечности Бальмонт был неутомимым тружеником". Он очень много работал, писал каждый день и очень плодотворно, всю жизнь занимался самообразованием ("прочитывал целые библиотеки"), с легкостью изучал языки, интересовался не только литературой и искусством, но и естественными науками химией, ботаникой, геологией и др. При этом много путешествовал, объездил буквально весь свет, отдаваясь сладостному ощущению победы "над веками и пространствами", не только обогащаясь все новыми и новыми впечатлениями, но и погружаясь в историю, этнографию, фольклористику каждой новой страны.
И хотя 93 тома его сочинений не изданы и никогда не будут изданы, его "исступленная любовь к поэзии, тонкое чутье к красоте стиха", необыкновенная музыкальность и способность уловить и запечатлеть тончайшие нюансы любовного чувства и настроения природы позволяют говорить о нем как об одном из самых интересных поэтов серебряного века.
Константин Дмитриевич Бальмонт родился 3(15) июня 1867 г. в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии в семье председателя земской управы. По семейным преданиям предками со стороны отца были шотландские или скандинавские моряки, переселившиеся в Россию. Мать, Вера Николаевна Лебедева, происходила из древнего татарского рода, шедшего от князя Белый Лебедь Золотой Орды (возможно, это еще один из семейных мифов, который, впрочем, подтверждает вторая жена поэта - Екатерина Алексеевна Бальмонт в своих воспоминаниях). Мать оказала огромное влияние на формирование личности будущего поэта, унаследовавшего от нее не только "необузданность и страстность", но и весь "душевный строй".
Учился К. Бальмонт в Шуйской гимназии, но в 1884 г. был исключен за принадлежность к революционному кружку, затем поступил во Владимирскую гимназию, которую окончил в 1886 г. "Гимназию проклинаю всеми силами. Она надолго изуродовала мою нервную систему",- писал впоследствии поэт в своей автобиографии. Подробно детские и юношеские годы, проведенные в родовой усадьбе, описаны в автобиографическом романе "Под новым серпом" (Берлин, 1923).
В 1886 г. Бальмонт поступил в Московский университет на юридический факультет, из которого в 1887 г. был отчислен как один из организаторов студенческих беспорядков. После непродолжительного обучения в Демидовском юридическом лицее г. Ярославля он вообще отказывается от мысли получить "казенное образование".
1885 г. был ознаменован двумя важными событиями в жизни Бальмонта - знакомством с В. Г. Короленко, которого он считал своим "крестным отцом", и первой публикацией в петербургском журнале "Живописное обозрение".
В 1890 г. на деньги автора издан в Ярославле первый "Сборник стихотворений" поэта, включавший переводы и оригинальные стихи. Книга успеха не имела и, по утверждению автора, весь ее тираж был им уничтожен.
В 1889 г. К. Бальмонт женился на Ларисе Михайловне Гарелиной, но брак был неудачным. Бытовые неурядицы, семейные проблемы, нервное расстройство толкнули Константина Дмитриевича на самоубийство (он, прочитав накануне ночью "Крейцерову сонату" Л. Толстого, выбросился из окна, но не разбился насмерть, а только изуродовал себя - хромота осталась на всю жизнь). Год лечения и лежания в постели способствовал "небывалому расцвету умственного возбуждения и жизнерадостности": "И когда наконец я встал, душа моя стала вольной, как ветер в поле, никто уже не был над ней властен, кроме творческой мечты, а творчество расцвело буйным светом" (Воздушный путь. Берлин, 1923).
"Начало литературной деятельности,- писал Бальмонт в автобиографии,- было сопряжено со множеством мучений и неудач". Поэт много работает: занимается переводами, пишет статьи и рецензии для журналов и газет. По свидетельству второй жены Бальмонта, большое участие в судьбе ее мужа в это время приняли писатель В. Г. Короленко, публицист и переводчик П. Ф. Николаев, Н. И. Стороженко - профессор кафедры всеобщей литературы Московского университета и князь А. И. Урусов - меценат, поклонник литературы и театра. О последнем Константин Дмитриевич писал: "Урусов помог моей душе освободиться, помог мне найти самого себя" (Горные вершины. М., 1904).
В 1894 г. вышел стихотворный сборник "Под северным небом" (который считается первой книгой поэта), содержавший характерные для поколения 90-х гг. жалобы на унылую, безрадостную жизнь, романтические переживания. Однако критики отметили одаренность поэта, музыкальность его произведений, изящество формы. К этому же году относится знакомство К. Д. Бальмонта с В. Я. Брюсовым (об истории их взаимоотношений можно прочитать в документальном повествовании А. А. Нинова "Так жили поэты..."), которое переросло впоследствии в дружбу.
Второй сборник "В безбрежности" (1895) и третий "Тишина" (1898) были поисками нового пространства, новой свободы, попытками утверждения индивидуальности. Идея мимолетности, стремление запечатлеть уходящие мгновения, изменчивость настроений, повышенное внимание к технике стиха (увлечение звукописью, музыкальность) - вот отличительные черты ранних книг К. Бальмонта. В записных книжках, имея в виду вышеназванные сборники, он писал: "...я показал, что может сделать с русским стихом поэт, любящий музыку. В них есть ритмы и перезвоны благозвучий, найденные впервые":
Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
Близко буря. В берег бьется
Чуждый чарам черный челн.
Чуждый чистым чарам счастья,
Челн томленья, челн тревог,
Бросил берег, бьется с бурей,
Ищет светлых снов чертог.
("Челн томленья")
В 1896 г. Бальмонт женился на Е. А. Андреевой, вместе с которой переводил Гауптмана, Нансена. Вскоре они уехали в Европу, побывав во Франции, Испании, Голландии, Англии, Италии. Впечатления от его путешествий 1886-1887 гг. отражены в книге "Тишина" ("Мертвые корабли", "Аккорды", "Пред картиной Эль Греко", "В Оксфорде", "В окрестностях Мадрида", "К Шелли" и др.).
Несмотря на богатство и остроту новых впечатлений, Бальмонт испытывал щемящую тоску по родине: "Боже, до чего я соскучился по России. Все-таки нет ничего лучше тех мест, где вырос, думал, страдал, жил. Весь этот год за границей я себя чувствую на подмостках, среди декораций. А там - вдали - моя родная печальная красота, за которую десяти Италии не возьму" (из письма к матери из Рима).
Следующие три книги "Горящие здания" (1900), "Будем как солнце" (1903), "Только любовь" (1905) возносят К. Бальмонта на вершину российского Парнаса, делают известным, модным поэтом. Задачи новой поэзии автор видел прежде всего в поисках "новых сочетаний мыслей, красок и звуков". Это то, что касается техники стиха. (Здесь поэт идет в направлении расширения музыкальных возможностей фразы, утверждения новых сочных и "разящих" образов, создания ярких и разнообразных декораций.) Что же касается "новых мыслей", то поэт захвачен идеей создания "лирики современной души", души, у которой есть "множество ликов". В предисловии к "Горящим зданиям" Бальмонт указал свой девиз: "Нужно быть беспощадным к себе. Только тогда можно достичь чего-нибудь". Стремление к внутреннему освобождению и познанию самого себя - центральный мотив книги, в которой следует смена не только масок, но и декораций: автор заставляет своего героя перемещаться во времени и в пространстве: здесь эпоха Ивана Грозного и Бориса Годунова, скифские набеги и Древняя Русь, Запад и Восток ("Скифы", "Опричники", "В глухие дни", "Смерть Димитрия Красного", "Как испанец", "Замок Джэн Вальмор", "Чары месяца", "Исландия", "Воспоминания", "Индийский мотив", "Индийский мудрец" и др.). Утверждая образ сильного героя, "стихийного гения", "сверхчеловека", Бальмонт восторженно восклицает:
О, блаженство быть сильным и гордым
и вечно свободным!
("Альбатрос")
Но любовь к сильному герою, "Избранному", "Посвященному", "Сыну Солнца" не свободна от противоречий, что отчетливо ощущается в стихотворении "Избранный":
Но, рынку дань отдав, его божбе и давкам,
Я снова чувствую всю близость к божеству.
Кого-то раздробив тяжелым томагавком,
Я мной убитого с отчаяньем зову.
("Избранный", 1899)
Посылая "Горящие здания" Л. Н. Толстому, Бальмонт писал: "Эта книга - сплошной крик души разорванной и, если хотите, убогой, уродливой. Но я не откажусь ни от одной ее страницы, и - пока - люблю уродство не меньше, чем гармонию".
Эстетизация уродства, стремление ко всему таинственному, инфернальному, столь декларативно заявленные в сонете "Уроды", найдет свое продолжение в книгах "Будем как солнце" и "Только любовь", в таких стихотворениях, как "Голос Дьявола", "Колдунья", "Белый Ангел", "Дьявол моря" и др.
В 1901 г. за публичное чтение стихотворения "Маленький султан", пронизанного антиправительственными настроениями, К. Бальмонт был выслан из Петербурга (с запрещением жить в Москве и других университетских городах). 1901-1902 гг. он провел в своей усадьбе Сабынино под Курском, где работал над книгой "Будем как солнце". В марте 1902 г. поэт уезжает за границу и живет в Париже, Оксфорде, Бельгии, Германии, в 1903 г. возвращается в Москву.
Книга "Будем как солнце" явилась попыткой создать космогоническую картину мира, в центре которого находится Солнце, вечный источник всего живого. Весь сборник проникнут пантеистическими мотивами поклонения стихийным силам - Луне, звездам, ветру, огню, воде ("Гимн огню", "Воззвание к океану", "Ветер", "Завет бытия" и др.). Наряду с космогоническими мотивами в сборнике нашла отражение столь излюбленная поэтом теория мига, волшебного мгновения:
У мысли нет орудья измерить глубину,
Нет сил, чтобы замедлить бегущую весну.
Лишь есть одна возможность сказать мгновенью: "Стой!"
Разбив оковы мысли, быть скованным - мечтой.
("Сказать мгновенью: "Стой!"", 1901)
Эти же темы являются центральными в сборнике "Только любовь". Поэт продолжает петь гимн солнцу, свету, "жизни подателю, светлому создателю", выводящему мир, томившийся во мраке, "к красивой цельности отдельной красоты". Пожар в крови, любовное горение, экстаз чувств воспеваются в стихотворениях "Гимн Солнцу", "Солнечный луч", "Линии света" и др. Вышеназванные книги - время творческого взлета К. Бальмонта. В период 1900-1903 гг. поэт создал свои лучшие стихотворения: "Безглагольность", "Веласкес", "Я - изысканность русской медлительной речи...", "Нежнее всего" и др.
В 1904-1905 гг. издательство "Скорпион" выпустило собрание стихотворений поэта в двух томах. Этот период завершается сборником "Литургия красоты. Стихийные гимны" (М., 1905), в котором поэт бросает упрек людям, "разлюбившим Солнце", разорвавшим привычные связи, видящим золотой блеск только в лучах "презренного металла" ("Люди Солнце разлюбили", "Проклятия человекам", "Человечки", "Бедлам наших дней" и др.):
Мы знаем золото лишь в деньгах, с остывшим бледным серебром,
Не понимаем мысли молний, не знаем, что поет нам гром.
Для нас блистательное солнце не бог, несущий жизнь и меч,
А просто желтый шар центральный, планет сферическая печь.
("Проклятия человекам")
В конце 1905 г. в издательстве "Гриф" вышла книга "Фейные сказки", посвященная Нинике - Нине Константиновне Бальмонт-Бруни, дочери Бальмонта и Е. А. Андреевой, и вызвавшая восторженный отзыв Брюсова.
В 1905 г. К. Бальмонт отправился в путешествие в США и Мексику. Результатом этой поездки явились не только путевые заметки и очерки, в которых он описал наиболее выдающиеся памятники древне-мексиканских культур, но и переводы мифов ацтеков и майя, составившие книгу "Змеиные цветы".
После возвращения из поездки Бальмонт оказался в самой гуще революционных событий 1905 г. В это время им созданы антимонархические произведения (сборники "Стихотворения" (1906), "Песни мстителя" (1907)). Он сотрудничает в большевистской газете "Новая жизнь" и издаваемом А. В. Амфитеатровым парижском журнале "Красное знамя". Однако его революционность не имела под собой ярко выраженной политической программы, это было скорее стихийное стремление к абсолютной свободе: "Социал-демократическая диктатура мне так же ненавистна, как и самодержавие, как и всякая власть",- пишет он в 1905 г. поэтессе Л. Вилькиной.
Опасаясь преследования (обе революционные книги К. Бальмонта были запрещены к распространению в России), 31 декабря 1905 г. поэт нелегально оставил Родину на 7 с лишним лет. Свое длительное пребывание за границей он считал политической эмиграцией (А. А. Нинов в своем документальном исследовании "Так жили поэты...", подробно исследуя материалы, касающиеся "революционной деятельности" К. Бальмонта, приходит к выводу, что охранка считала поэта опасным политическим лицом и негласный надзор за ним сохранялся даже за границей). Живя в Париже, он совершает длительные поездки по Европе и очень тоскует по России: "...временами мне кажется, что я уже не живу, что только струны мои еще звучат" (из письма к Ф. Д. Батюшкову). Ностальгия способствовала обращению поэта к национальной тематике, стимулировала увлечение русской и славянской стариной. К. Бальмонт погружается в стихию Древней Руси, перелагая былины и народные сказанья на "декадентский" лад. Фольклорные сюжеты, поэзия заговоров, заклинаний и религиозное сектантство нашли отражение в книгах "Злые чары" (1906), "Жар-птица. Свирель славянина" (1907) и "Зеленый ветроград. Слова поцелуйные" (1909). Эти сборники отчетливо свидетельствуют о явном спаде в творчестве Бальмонта. А. Блок уже в 1905 г. писал о "чрезмерной пряности" стихотворений поэта, "о переломе", наступившем в его творчестве. Действительно, недостатками вышеназванных сборников является не только рассудочность и утомительная стилизованность, но и недостаток вкуса и меры у автора, самоповторяемость, кружение вокруг одних и тех же тем и образов. Те стилистические находки, которые являлись украшением ранней поэзии Бальмонта, при многократном повторении, унылом варьировании вызывали раздражение у читателя. "Златоцветность", "вечная солнечность", "тайновидец, песнопевец", "воздушно-алый", "стозвонный" и другие "бальмонтизмы", которыми пестрели страницы вышеназванных книг, а также сборников "Птицы в воздухе" (1908) и "Хоровод времен" (1909), делали книги поэта вялыми, однообразными и натянутыми.
В это время К. Бальмонт продолжает жить в Париже и совершает поездки по разным странам. В 1912 г. он отправляется в кругосветное путешествие, длившееся почти год (Южная Африка, Австралия, Новая Зеландия, Полинезия, Цейлон, Индия). В 1913 г. после объявления политической амнистии поэт возвратился в Москву, где его ждала торжественная встреча и многолюдный банкет (в 1912 г. в Петербурге блестяще прошло заочное чествование К. Бальмонта, посвященное 25-летию его литературной деятельности, которое было организовано Неофилологическим обществом). После возвращения на родину К. Бальмонт много ездит по стране с лекциями, посещает Грузию, учит грузинский язык, активно занимается переводческой деятельностью ("Витязь в тигровой шкуре" Ш. Руставели, "Упанишады", драмы Калидасы и пр.).
В 1915 г. выходит книга К. Бальмонта "Поэзия как волшебство"- трактат о сущности и назначении лирической поэзии. Поэт приписывает слову "заклинательно-магическую силу" и даже "физическое могущество". (До этого он неоднократно обращался к проблемам языка, творчества. Его литературно-критические статьи, эссе ("Горные вершины" (1904), "Белые зарницы" (1908), "Морское свечение" (1910)) посвящены русским и западноевропейским поэтам.)
В 1915-1916 гг. К. Бальмонт предпринимает лекционные поездки по центральной и азиатской части России, в мае 1916 г. посещает Японию. Он не перестает писать, особенно часто обращается к жанру сонета. В эти годы поэтом создано 255 сонетов, которые составили сборник "Сонеты Солнца, Неба и Луны" (1917).
Свержение самодержавия К. Бальмонт встретил восторженно, к Октябрьской же революции у него было резко негативное отношение. Будучи поборником абсолютной свободы, он не мог принять диктатуры пролетариата, которую считал насилием, "уздой на свободном слове". Считая себя "истинным революционером", он в 1918 г. выпустил книгу "Революционер я или нет?" (в нее вошли и стихи, и проза), в которой пытался "опротестовать" Октябрь.
В 1917-1918 гг. К. Бальмонт по-прежнему много работал: писал стихи, переводил, изучал шведский язык, сотрудничал в советских журналах, выступал с публичными лекциями. Общественной деятельности он не вел и политикой не занимался. В 1918-1920 гг. жил в Москве или подмосковном поселке Новогиреево. По свидетельству Б. Зайцева (Волга. 1989. No. 2), в эти годы он "нищенствовал, голодал, на себе таскал дровишки из разобранного забора".
В марте 1920 г. был отмечен юбилей поэта - выход его первого ("ярославского") сборника стихов, а в июне вместе с женой (Е. К. Цветковской) и дочерью Миррой он навсегда покинул Россию (эту командировку устроил старинный друг Бальмонта Ю. Балтрушайтис).
В эмиграции он жил в Париже, либо в небольших городках на берегу Атлантического океана. Его литературная деятельность 20-х - середины 30-х гг. была очень интенсивной: сотрудничал в парижских газетах "Последние новости" и "Современные записки", в некоторых прибалтийских изданиях, издавал книги, читал лекции в Сорбонне, у него было несколько публикаций в американских и итальянских газетах. В конце 20-х гг. Бальмонт переводил славянских и литовских поэтов. Но, несмотря на такую напряженную работу, зарабатывал он мало и был вынужден подолгу жить в провинции. "Эмиграция прошла для него под знаком упадка,- отмечал Б. Зайцев.- Как поэт он вперед не шел, хотя писал очень много". За границей им были созданы сборники "Марево" (1922), "Мое - ей" (1924), "В раздвинутой дали" (1929), "Голубая подкова" (1935), "Светослужение" (1936-1937).
Поэт очень болезненно переживал разлуку с Родиной: "...нет дня, когда бы я не тосковал о России, нет часа, когда бы я не порывался вернуться". Тоска по родине, отрыв от родной почвы, утрата корней ("Мое сердце в России, а я здесь, у океана. Бытие неполное",- писал он одному из корреспондентов) - вот основные темы эмигрантского периода творчества, нашедшие отражение в стихотворениях "Прощание с древом", "Узник", "Просветы", "Сны", "Она", "Россия", "Мое - ей", "Я русский" и др.
В позднем творчестве поэта мало "бальмонтизмов", его стиль стал суше, краски - прозрачнее, а музыка стиха - грустнее и тише:
И птица-флейта мне напела в сердце ласку.
Я видел много стран. Я знаю много мест.
Но пусть пленителен богатый мир окрест.
Люблю я звездную России снежной сказку
И лес, где лик берез - венчальный лик невест.
("В звездной сказке")
В 1932 г. у Бальмонта появились первые признаки душевного заболевания. До 1936 г. он жил в убежище "Русский дом", устроенном для нуждающихся эмигрантов матерью Марией (Е. Ю. Кузьминой-Караваевой) в местечке Нуазиле-Гран. Болезнь быстро прогрессировала, поэт подолгу лечился в клинике, и в творческом отношении 1937-1942 гг. были практически бесплодными. В 1942 г. Константин Дмитриевич скончался. Перед смертью он исповедовался: "...Этот, казалось бы, язычески поклонявшийся жизни, успехам ее и блескам человек, исповедуясь перед кончиной, произвел на священника глубокое впечатление искренностью и силой покаяния - считал себя неисправимым грешником, которого нельзя простить" (Б. Зайцев).
Проводить поэта в последний путь пришли несколько человек, на памятнике его по-французски выбили слова: Константин Бальмонт - русский поэт.
Это исчерпывающая характеристика, ибо, как сказала о нем М. Цветаева: "На Бальмонте, в каждом его жесте, шаге, слове - клеймо - печать - звезда - поэта".
Стихотворения и поэмы: основные прижизненные издания
Сборник стихотворений.- Ярославль, 1890.
Под северным небом. Элегии, стансы, сонеты.- СПб., 1894.
В безбрежности.- М., 1895.
Тишина. Лирические поэмы.- Пб., 1898.
Горящие здания. Лирика Современной души.- М., 1900.
Будем как солнце. Книга символов.- М., 1903.
Только любовь.- М., 1903.
Собрание стихов.- Т. 1-2.- М., 1904-1905.
Литургия красоты. Стихийные гимны.- М., 1905.
Фейные сказки.- М., 1905.
Злые чары.- М., 1906.
Полное собрание стихов.- Т. I-X.- М., 1907-1914.
Зовы древности. Гимны, песни и замыслы древних.- Пб., 1908.
Звенья. Избранные стихи. 1890-1912.- М.: Скорпион, 1913.
Звенья. Избранные стихи. 1890-1912.- М., 1913.
Собрание лирики.- Кн. 1-2, 4, 6.- М., 1917.
Перстень.- М., 1920.
Солнечная пряжа. Изборник.- 1890-1918.- М., 1921.
Песня рабочего молота.- М., 1922.
Мое - ей.- Прага, 1924.
В раздвинутой дали.- Белград, 1929
Северное сияние.- Париж, 1931.
Источник: С.Бавин, И.Семибратова. Судьбы поэтов серебряного века. Русская государственная библиотека. Москва: Книжная палата 1993.
Стихотворения
Еще необходимо любить и убивать,
Еще необходимо накладывать печать,
Быть внешним и жестоким, быть нежным без конца
И всех манить волненьем красивого лица.
Еще необходимо. Ты видишь, почему:
Мы все стремимся к богу, мы тянемся к нему,
Но бог всегда уходит, всегда к себе маня,
И хочет тьмы - за светом, и после ночи - дня. Всегда разнообразных, он хочет новых снов,
Хотя бы безобразных, мучительных миров,
Но только полных жизни, бросающих свой крик,
И гаснущих покорно, создавши новый миг. И маятник всемирный, незримый для очей,
Ведет по лабиринту рассветов и ночей.
И сонмы звезд несутся по страшному пути.
И бог всегда уходит. И мы должны идти.
<1901>
ПЛАМЯ
Нет. Уходи скорей. К восторгам не зови.
Любить? - Любя, убить - вот красота любви.
Я только миг люблю - и удаляюсь прочь.
Со мной был ясный день - за мной клубится ночь.
Я не люблю тебя. Мне жаль тебя губить.
Беги, пока еще ты можешь не любить.
Как жернов буду я для полудетских плеч.
Светить и греть?.. - Уйди! Могу я только жечь. До 1898 Я в этот мир пришел,
чтоб видеть Солнце.
Анаксагор
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И выси гор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть море
И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре.
Я властелин. Я победил холодное забвенье,
Создав мечту мою.
Я каждый миг исполнен откровенья,
Всегда пою. Мою мечту страданья пробудили,
Но я любим за то.
Кто равен мне в моей певучей силе?
Никто, никто. Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
А если день погас,
Я буду петь... Я буду петь о Солнце
В предсмертный час!
В мае 1901 г. за публичное чтение и распространение антиправительственного стихотворения "Маленький султан" (отклик Б. на разгон студенческой демонстрации в Петербурге 4 марта 1901 г.) поэт лишается права проживания в столичных и университетских городах сроком на два года. С июня 1901 г. по март 1902 г. Б. живет в основном в усадьбе Сабынино (Курская губ.), где работает над новым сборником стихотворений "Будем как Солнце". Эта книга (М., 1903) - попытка построить космогоническую картину мира, в центре которой находится верховное божество, Солнце. Как бы уподобляя себя первобытному человеку, Б. слагает гимны стихийным силам, звездам, Луне и т. д. Главная из жизненных стихий для Б. - Огонь. Космогония Б. определяет и новый облик его героя; состояние "современной души", по Б., - это горение, пожар чувств, любовный экстаз. Поэт славит желание, сладострастие, "безумства несытой души". Встречаются, впрочем, и социально окрашенные стихотворения (напр., стихотворение "В домах", посвященное М. Горькому), но темы сострадания, свободы и т. д. решаются Б. с позиций анархического индивидуализма. Этими же мотивами проникнут и поэтический сборник "Только Любовь. Семицветник" (М., 1903), образующий вместе с двумя предыдущими книгами вершину творчества Б.
В марте 1902 г. Б. уезжает за границу и живет преимущественно в Париже, совершая поездки в Англию, Бельгию, Германию, Швейцарию и Испанию. В январе 1905 г. он отправляется (из Москвы) в Мексику и Калифорнию. Очерки Б. о Мексике, наряду с выполненными им вольными переложениями индейских космогонических мифов и преданий, составили позже книгу "Змеиные цветы" (М., 1910).
Этот период творчества Б. завершается сборником "Литургия красоты. Стихийные гимны" (М., 1905). Основной пафос книги - вызов и упрек современности, "проклятие человекам", отпавшим, по убеждению Б., от первооснов Бытия, от Природы и Солнца, утратившим свою изначальную цельность ("Мы разорвали, расщепили живую слитность всех стихий"; "Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть" и т. п.). Отдельные стихотворения книги навеяны русско-японской войной.
из Ионии в Афины прибыл Анаксагор (500-428), ученый и мыслитель, уроженец города Клазомен в Малой Азии (1). Он происходил из семьи персидского подданного Гегесибула - богатого землевладельца. Хозяйство мало интересовало Анаксагора, его единственной страстью была наука. Он слушал милетского ученого Анаксимена, знакомился с философскими теориями и научными открытиями, число которых росло с каждым днем. Особенно поразило его учение натурфилософов о закономерностях космоса. Анаксагор старался всюду отыскивать признаки этого единого и совершенного строя Вселенной. Он отбросил старые сказки о солнце и пришел к заключению, что оно представляет собой огненную громаду. Рассматривая метеорит, он сделал смелое предположение, что небесные тела - это каменные глыбы. Анаксагор первый объяснил причину солнечных затмений, изучал математику, работал над теорией перспективы и выдвинул оригинальную гипотезу возникновения жизни. Предвосхищая Аррениуса и Томсона, он предположил, что «живые семена» были занесены на нашу планету из мирового пространства (2).
Особенно замечательной была выдвинутая Анаксагором теория первоэлементов мироздания. Шел он к ней не умозрительным путем, но индуктивно. Его внимание привлекли превращения в организме, усваивающем пищу. Из этого наблюдения он сделал вывод, что существует общая, невидимая для глаза, материальная основа всего, содержащая в себе начало всех вещей. Эти элементы ученый назвал «семенами», или «гомеомериями» - «подобночастными», и полагал, что число их бесконечно. Хотя, в отличие от Парменида, он говорил не о едином мире, а о многих «вещах», он признавал его теорию неуничтожимости бытия. Сколько бы ни делились первоэлементы, мы никогда не можем прийти к ничто, к абсолютной пустоте.
Постепенно перед Анаксагором открывалось величественное здание Вселенной, пронизанной закономерностями, Вселенной, где каждая ничтожная пылинка имеет свое место. Радостное чувство, которое приносит созерцание этой космической стройности, было для Анаксагора источником очищения духа и путем к совершенной жизни.
Как-то один обиженный судьбой человек обратился к ученому со словами: чего ради стоит жить в этом мире? Анаксагор ответил: «Чтобы созерцать небо и устройство всего миропорядка». Он говорил, что целью его собственной жизни является «умозрение и проистекающая из него свобода»
МИНУТА Хороша эта женщина в майском закате,
Шелковистые пряди волос в ветерке,
И горенье желанья в цветах, в аромате,
И далекая песня гребца на реке. Хороша эта дикая вольная воля;
Протянулась рука, прикоснулась рука,
И сковала двоих - на мгновенье, не боле,-
Та минута любви, что продлится века.
ВЕТЕР Я жить не могу настоящим,
Я люблю беспокойные сны,
Под солнечным блеском палящим
И под влажным мерцаньем луны. Я жить не хочу настоящим,
Я внимаю намекам струны,
Цветам и деревьям шумящим
И легендам приморской волны. Желаньем томясь несказанным,
Я в неясном грядущем живу,
Вздыхаю в рассвете туманном
И с вечернею тучкой плыву. И часто в восторге нежданном
Поцелуем тревожу листву.
Я в бегстве живу неустанном,
В ненасытной тревоге живу.
ДРУГУ Милый друг, почему бесконечная боль
Затаилась в душе огорченной твоей?
Быть счастливым себя хоть на миг приневоль,
Будь как царь водяной и как горный король,
Будь со мною в дрожанье бессвязных ветвей. Посмотри, как воздушно сиянье луны,
Как проходит она - не дыша, не спеша.
Все виденья в застывшей тиши сплетены,
Всюду свет и восторг, всюду сон, всюду сны.
О, земля хороша, хороша, хороша!
ЛЮБИ "Люби!" - поют шуршащие березы,
Когда на них сережки расцвели.
"Люби!" - поет сирень в цветной пыли.
"Люби! Люби!" - поют, пылая, розы. Страшись безлюбья. И беги угрозы
Бесстрастия. Твой полдень вмиг - вдали.
Твою зарю теченья зорь сожгли.
Люби любовь. Люби огонь и грезы. Кто не любил, не выполнил закон,
Которым в мире движутся созвездья,
Которым так прекрасен небосклон. Он в каждом часе слышит мертвый звон.
Ему никак не избежать возмездья.
Кто любит, счастлив. Пусть хоть распят он.
Я НЕ ЗНАЮ МУДРОСТИ Я не знаю мудрости годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры. Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву.
И зову мечтателей... Вас я не зову!
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
И чем выше я шел, тем ясней рисовалисль,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие-то звуки вдали раздавались,
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли. Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор. И внизу подо мною уж ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей Земли,
Для меня же блистало дневное светило, Огневое светило догорало вдали. Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И все выше я шел, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
БЕЗГЛАГОЛЬНОСТЬ Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали. Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо. Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое. Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо. Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно
Я вольный ветер, я вечно вею,
Волную волны, ласкаю ивы,
В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,
Лелею травы, лелею нивы.
Весною светлой, как вестник мая,
Целую ландыш, в мечту влюбленный,
И внемлет ветру лазурь немая,
Я вею, млею, воздушный, сонный. В любви неверный, расту циклоном,
Взметаю тучи, взрываю море,
Промчусь в равнинах протяжным стоном -
И гром проснется в немом просторе. Но, снова легкий, всегда счастливый,
Нежней, чем фея ласкает фею,
Я льну к деревьям, дышу над нивой
И, вечно вольный, забвеньем вею.
1897
Я - изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты - предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
Я - внезапный излом,
Я - играющий гром,
Я - прозрачный ручей,
Я - для всех и ничей. Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая -
Все пойму, все возьму, у других отнимая. Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я - изысканный стих.
1901
Я БУДУ ЖДАТЬ
Я буду ждать тебя мучительно,
Я буду ждать тебя года,
Ты манишь сладко-исключительно,
Ты обещаешь навсегда.
Ты вся - безмолвие несчастия,
Случайный свет во мгле земной,
Неизъясненность сладострастия,
Еще не познанного мной. Своей усмешкой вечно-кроткою,
Лицом, всегда склоненным ниц,
Своей неровною походкою
Крылатых, но не ходких птиц, Ты будишь чувства тайно-спящие,
И знаю, не затмит слеза
Твои куда-то прочь глядящие,
Твои неверные глаза. Не знаю, хочешь ли ты радости,
Уста к устам, прильнуть ко мне,
Но я не знаю высшей сладости,
Как быть с тобой наедине. Не знаю, смерть ли ты нежданная
Иль нерожденная звезда,
Но буду ждать тебя, желанная,
Я буду ждать тебя всегда.
Анализ стихотворения Бальмонта В безбрежности
Землю целую и неустанно,
ненасытно люби, всех
люби, ищи восторга
и исступления сего.
Ф.М. Достоевский.
Этот эпиграф к своему стихотворению "В безбрежности" поэт взял далеко не случайно. Значит, разговор пойдёт о сверхлюбви, в понимании житейской и настоящей любви, восторженного поэта:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня. Как истинный символист, Бальмонт строит форму на символах, создавая гиперболический образ героя. "Тени" - это прошлое, которое выступает по воле поэта в роле будущего. В поэзии, оказывается, это возможно. И чем выше я шёл, тем сильнее рисовались,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие-то звуки вдали раздавались,
Вокруг меня раздавались от Небес и Земли. Рефреном идущие слова - "рисовались", "вдали", "раздавались" - создают двойной эффект действия: музыку и ритм движения. Это подтверждает пристрастное отношение Бальмонта - символиста к звуку и музыкальности стиха. Есть третья особенность, достигаемая рефреном: близкое становится далёким, а далёкое близки, и в постоянном чередовании пространств - гармония. Поэтому не страшно отдаляться от чего-то дорогого сердцу, потому что впереди - мир ещё прекраснее высвечивает это же самое, оставшееся вовсе не в прошлом пространстве... Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор. Повинуясь новым ощущениям и принимая их как откровение, поэт, а вернее - лирический герой делает ещё одно открытие: всё встречное и вызывающее в его душе восторг одновременно и прощается с ним. Восторг встречи и грусть прощанья сливаются в божественное чувство блаженства со слезами на глазах. Это высшее состояние человеческого духа, но до следующего шага ввысь... И внизу подо мною уже ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей Земли,
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали. Лирический герой переводит дух и в этот момент оценивает реальное своё положение в мире. Куда он зашёл? Первое сомнение вкралось в душу, потеснив восторг новизны. А зашёл он туда, где уже нет его Оберега - Земли, нет рядом Бога - Нового, нет вечного приюта душе человека. Замешательство усиливает момент догорания солнца, исчезает и последних между Богом и Землёй. Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И всё выше я шёл, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня. Лирический герой начинает оправдывать целесообразность восхождения. Как бы ни было, он узнал, прикоснулся к тайне высшей любви, ко всему сущему, но он опередил события. Тени уже обгоняют его, те самые, которые несколько мгновений назад он научился "ловить".
Но лирическому герою не хочется возвращаться в исходную точку, хотя он уже в этом не волен. Ему осталось только сохранять позу, что он и делает: имитирует движение вверх. Но это - самообман. Это уже - память о чудных мгновениях. И снова, чтобы войти в состояние блаженства, надо, как советует Достоевский, целовать землю, всех любить.
Таков лирический герой Бальмонта в им же созданном мире. Он не может смириться с тем, что восторг зависит от необъятности мирового пространства, и этим приближает новые и новые открытия для человеческой души.
Бальмонту суждено было стать одним из значительных представителей нового символического искусства в России. Однако у него была своя позиция понимания символизма как поэзии, которая, помимо конкретного смысла, имеет содержание скрытое, выражаемое с помощью намёков, настроения, музыкального звучания. Из всех символистов Бальмонт наиболее последовательно разрабатывал импрессионизм - поэзию впечатлений. К. Д. Бальмонт «Ветер»
Ветер, ветер, ветер, ветер,
Что ты в ветках всё шумишь?
Вольный ветер, ветер, ветер,
Пред тобой дрожит камыш.
Ветер, ветер, ветер, ветер,
Что ты душу мне томишь?
То вздыхаешь, полусонный,
И спешишь скорей заснуть.
Чуть уснул - и, пробуждённый,
Ты готов опять вспорхнуть.
Стой! Куда, неугомонный?
Вечно - прямо, снова - в путь! Стихотворения поэтов серебряного века мне не особенно нравились. На душе было пасмурно, мерзко, а дома холодно. Укрывшись тёплым одеялом, я взяла первую попавшуюся мне на глаза книгу и стала перелистывать. Мне показалась необычной фамилия поэта Бальмонт. Заинтересовавшись, я прочитала о его биографии.
Оказалось, К. Д. Бальмонт - поэт необычайный, завораживающий красотой и мелодией стиха. Да и сам облик поэта навевал воспоминания о рыцарской эпохе. Каждое его стихотворение было похоже на картину, где он удивительно красиво, музыкально и поэтично воспевает какой-нибудь символ. Оставалось только любоваться созданным шедевром, как, например, стихотворение «Ветер».
Ветер, ветер, ветер, ветер,
Что ты в ветках всё шумишь?
Вольный ветер, ветер, ветер,
Пред тобой дрожит камыш.
В центре внимания поэта ветер - образ, непосредственно связанный с воздушной стихией.
Стихотворение строится на основе прямого обращения к ветру, как к живому существу. Это отражает олицетворённый характер образа ветра и мотивирует непосредственную соотнесённость автора с ним: вопросы, прямые оценки, просьбу и в последней строфе («Дай и мне забвенье, ветер. Дай стремленья твоего.»)
Ключевое слово «ветер» в первой и последних строфах носит внушающий характер: он воздействует на восприятие, увлекает, завораживает. Заставляет сосредоточиться на главном образе и одновременно передаёт стихийную силу, неукротимую энергию ветра.
Стихотворение состоит из четырёх шестистиший, в которых рифмуются 1-3-5 (нечётные) и 2-4-6 (чётные) строки. Четырёхкратный повтор слова «ветер» в первой строке задаёт размер, четырёхстопный хорей; в движении стихотворения он разнообразится пиррихиями.
Центральный образ ветра сначала передаётся как воздействующий: «Что ты в ветках всё шумишь?», «Пред тобой дрожит камыш», «Что ты душу мне томишь?
Во второй, третьей и вначале четвёртой строфы развёртывается характеризующий образ ветра: на первом плане здесь свойства ветра, характеристики, которыми наделяет его поэт.
В заключительной строфе поэт обращается к ветру с просьбой наделить его теми качествами, которые больше всего привлекают поэта.
Если начало стихотворения имеет тревожно-вопросительный характер, то в конце ярко проявляется восклицательная интонация, наблюдается эмоциональный подъём.
Таким образом, композиционный строй стихотворения обнаруживает непосредственную соотнесённость образа ветра с самим поэтом.
Посмотрим, какие же качества ветра привлекают поэта и какими средствами он их представляет. Чувственный образ ветра передаётся за счёт изобразительной звукописи: соотношения шелестящих, шуршащих звуковых соответствий - и мягких, плавных перекличек.
В представлении основных характеристик ветра можно усмотреть два направления.
Прежде всего, постоянно подчёркивается подвижность самого ветра и всего, на что он воздействует (шумишь, вздыхаешь, спешишь, шелестишь: «Рябью входишь в водоёмы», «Шаткой травкою блестишь», «Пред тобой дрожит камыш»).
Причём движение ветра изображается контрастно:
«Ты вздыхаешь, полусонный,
И спешишь скорей заснуть.
Чуть уснул - и, пробуждённый,
Ты готов опять вспорхнуть».
За счёт этого контраста предаётся импульсивность, непостоянство и устремлённость»Вечно прямо, снова- в путь»; отсюда - свобода от всего, в том числе и от груза памяти: «Тыне помнишь ничего». Противоречив сам характер ветра: «Носишь тучи, манишь громы - И опять уходишь в тишь».
Естественно, что характеристики ветра через глаголы движения взаимодействуют с определительно-оценочными характеристиками, в большей мере - через эпитеты, которые обнаруживаются в каждой строфе: вольный, полусонный, неугомонный, воздушно (шелестишь), неверный, прекраснее всего.
Поэтому, когда поэт просит:
«Дай и мне забвенья, ветер,
Дай стремленья твоего», - он имеет в виду такие качества, как полная свобода (вольность) и вечное движение (романтический непокой). Вот, что роднит поэта и ветер, вот почему для Бальмонта ветер - «прекраснее всего».
Поэта завораживает природа с её вечной изменчивостью. Для Бальмонта всё в окружающем мире одухотворенно, дышит новизной и прелестью. А ведь внешний мир таит невзгоды, постоянную борьбу со стихиями. Спасение от этого Бальмонт видит в сознательном уходе от реальности, в погружении в мир тайных символов бытия, которые для каждого из нас индивидуальны, неразгаданны и полны смысла. Вот и сегодня мир сходит с ума. Рвётся нить, связывающая наше бренное тело с душой. Миру нужен доктор, который зажжёт свечу, научит, как поддерживать её трепещущее пламя.
На мой взгляд, «смыть грязь с души человечества», погибающего от своих грехов, может живительная струя лирики Бальмонта. Его стихотворение «Ветер» я воспринимаю не как гармоничный набор прекрасных рифм, умело скомпонованных эпитетов и метафор, глубоких мыслей, а как чудо, сотворённое гением.
Быкова Анастасия, СШ №1
|
