Паровоз и женщина уравниваются функционально - паровоз, как и женская утроба дают новую жизнь, но женщина рождает биологическую смертную особь, а паровоз, езда в паровозе, катастрофа есть перерождение духовное, рождение сознательного человека. У Платонова актуализируется внутренняя форма самого слова "паровоз" - перевозчик 'пара' / 'воздуха' / 'духа', в отличие от женщины-тела (см. у Фарыно: "у Мандельштама в "Концерте на вокзале" или у Пастернака в "Охранной грамоте" "паровоз" однозначно прочитывается как 'везущий пар' или 'везомый паром' и соотносится с архетипом психопомпа, 'перевозчика душ'[30]).

Это объясняет то, почему паровоз напрямую связан с будущим "новым миром": "Ворота депо были открыты в вечернее пространство лета - в смутное будущее, в жизнь, которая может повториться на ветру, в стихийных скоростях на рельсах, в самозабвении ночи, риска и нежного тела точной машины"[31]. Связь машины (железной дороги), смерти и перерождения эксплицирована также в стихах в прозе Гастева[32], и в основе своей обнаруживает тот же "мифологический сценарий".

Важно, что паровоз уравнивается отнюдь не с "любой женщиной вообще", это девушка, невеста, а отнюдь не "баба", "шлюха какая": "Паровоз никакой пылинки не любит: машина, брат, это - барышня... Женщина уже не годится - с лишним отверстием машина не пойдет..."[33]. В свете уже написанного о чрезвычайно важном для Платонова образе Невесты паровоз в этой системе удивительным образом коррелирует со многими составляющими именно этого образа: "В то время как половая любовь крадет у мужчины душу и необходимую для спасительного будущего энергию, чудесная духовная невеста служит ему как "царица" и проводница в будущее"[34].

Моментом рождения нового человека становится катастрофа паровоза. Эти катастрофы очень частотны в прозе Платонова ("В прекрасном и яростном мире", "На заре прекрасной юности", "Среди животных и растений", "Жена машиниста" и др.). Интересна одна частая деталь развития сюжета: характерно, что "сволочь", виновная в том, что произошло, не остается на паровозе в момент крушения, то есть не имеет возможности переродиться (см., например, рассказ "На заре прекрасной юности"). Паровоз оказывается мчащимся навстречу верной гибели, за которой должна последовать и смерть людей. Инициацию претерпевает лишь главный герой, спасающий паровоз либо остающийся на нем в момент крушения, отрекающийся от себя ради других, берущий на себя управление паровозом и получающий при этом бессмертие: "Она долго и терпеливо болела, но умереть не могла, - Ольга выздоровела, стала жить и живет до сих пор" ("На заре прекрасной юности"). Интересно, что она оказывается также и матерью, не родив ребенка (своего рода "непорочное зачатие"). Происходит воскрешение из мертвых, сопровождающееся обретением сознания.

В результате крушения герой-машинист получает травму (Ольга в "На заре прекрасной юности", Сергей Семенович в "Среди животных и растений"), но в качестве результата катастрофы может выступать и слепота: см. рассказ "Машинист Мальцев": Мальцев слепнет, ведя паровоз во время грозы. Слепота здесь выступает как символ спуска в ад, с пребыванием в мире мертвых, обретение ее вновь на паровозе вместе с обретением способности управлять им - воскресение, обретение сознания. Таким образом, машинист переживает цикл инициации, необходимый для выполнения этой работы.

Фактически сюжетная схема выглядит примерно так: Одиночество (вынужденное или сознательное) - Путь (Паровоз) - Катастрофа (Смерть) - Воскресение (Бессмертие).

Таким образом Платонов находит путь достижения искомого бессмертия, краеугольного камня концепции Федорова, в отречении от пола, от тела, от личности ради любви к людям и паровозам, которые для писателя являются воплощением "плоти, души и труда миллионов людей, живущих за горизонтом", и герои Платонова "чувствуют их больше, чем пару друзей, чем любовь к женщине" ("Бессмертие"). Момент противопоставленности женщины и паровоза становится принципиально важным. В этом элементе структуры платоновского мифа нашла выражение позиция писателя о том, что преодолению человеком личностного мешает пол и семья. Будучи привязан к телесному, к женщине, к семье, к себе герой не может обрести сознание и получить бессмертие. Кровные узы в идеале подменяются общечеловеческим братством, а любовь к женщине - любовью к паровозу, который наделяется женскими функциями рождения, но в более возвышенном - духовном аспекте[35].

Можно говорить об идее спасения людей от смерти с помощью двигателя[36] как сюжетном стереотипе Платонова. Паровоз оказывается включен в парадигму разнообразных "двигателей" (спасительных сооружений) как вариант мифологического "корабля спасения", ковчега ("корабль", "двигатель", "электричество" и др.), с помощью которых может быть достигнуто бессмертие, ликвидация "небратства" и всеобщая сознательность. Основой сюжетного стереотипа прозы Платонова становится архаичная мифологическая схема, согласно которой герой должен пережить умирание-воскресение, чтобы стать другим, измениться. "Корабли спасения", т.е. в том числе и паровоз, переносят героя из одного состояния в другое, а не только из одного пространства в другое, выполняют функцию психопомпа. Это и объясняет эквиваленцию женщины и паровоза.

Таким образом, идеология находит свое решение, форму своего выражения в мифологических взаимозамещениях.

Хотелось бы отметить еще один интересный момент - это устойчивая связь паровоза и звука, голоса, песни. Платоновские паровозы - это поющие или плачущие паровозы ("Свисток паровоза, тонкий, далекий, разрываемый ветром движения, раздался в лесах и тумане, как жалобный голос бегущего человека"; "Сергей Семенович приуныл в этих домашних условиях. Он воображал себе дальние курьерские поезда, свет электричества за шторами вагонных окон, радостную музыку, играющую внутри поезда, которую он слышал иногда"; "При замедленном ходе скорых поездов или "Полярной стрелы" Сергей Семенович успевал иногда расслышать радио или патефон, играющие в поезде. Несколько секунд он вслушивался тогда в мелодию, не обращая внимания на прочий шум, и успевал насладиться музыкой"[37]). Звук, песня выступает в платоновском рассказе как толчок к перерождению, как предвестник его, и выполняет ту же функцию, что и катастрофа. В рассказе "Старик и старуха" старик слышит голос паровоза, что ведет к зачатию ребенка, устройству на работу и смерти старухи.

После 1926 года осознание человека как предназначенного к перерождению через революцию-паровоз и отречение от пола и личностного подвергается сомнению, и оценочное превосходство паровоза над женщиной корректируется (нейтральность рассказа "Фро" в этом отношении). В рассказе "Жена машиниста" любовь к паровозу осознается как неверно направленная, и переносится на механика, виноватого в катастрофе - чтобы их избежать в дальнейшем, жене машиниста предлагается полюбить его в качестве приемного сына.