Употребление местоимений в разных стилях речи
03.02.2012 г.
Оглавление
Употребление местоимений в разных стилях речи
Страница 2
Страница 3
Страница 4

(Из газет)

Экспрессивные ореолы вокруг местоимений возникают и в случае перехода автора от неопределенных местоимений к личным, в чем отражается процесс узнавания. Вспомним эпизод из поэмы С. Есенина «Анна Онегина»:

Трясло меня, как в лихорадке,

Бросало то в холод, то в жар,

И в этом проклятом припадке

Четыре я дня пролежал.

Мой мельник с ума, знать, спятил.

Поехал,

Кого-то привез...

Я видел лишь белое платье

Да чей-то привздернутый нос...

...........................

Я встал.

И лишь только пола

Коснулся дрожащей ногой

Услышал я голос веселый:

«А!

Здравствуйте, мой дорогой!

Давненько я вас не видала.

Теперь из ребяческих лет

Я важная дама стала,

А вы - знаменитый поэт...»

Выбор местоимений в этом отрывке отражает переход от неизвестного, неопределенного к известному, реальному: посторонний (кто-то) обретает знакомые черты. Воспроизвести процесс узнавания весьма важно для художника, который стремится отразить события через восприятие своего героя.

В поэтической речи особенно заметна экспрессивная окраска личных местоимений: они незаменимы в текстах, где в центре внимания оказывается сам автор или его лирический герой. Вспомним пушкинские строки:

Я знаю, век уж мой измерен;

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днем увижусь я.

Употребление личных и притяжательных местоимений придает речи оттенок искренности, поэтому нередко самые задушевные и взволнованные лирические строки обязаны своей выразительностью таким местоимениям; например у А. Блока:

О да, любовь вольна, как птица,

Да, все равно - я твой!

Да, все равно мне будет сниться

Твой стан, твой огневой!..

Я буду петь тебя, я небу

Твой голос передам!

Как иерей, свершу я требу

За твой огонь - звездам!

Ты встанешь бурною волною

В реке моих стихов,

И я с руки моей не смою,

Кармен, твоих духов...

Показательно, что в полном собрании сочинений А. Блока 92 стихотворения начинаются местоимением я, 49-местоимением ты. Местоимения он, она, они открывают 22 стихотворения, вы - только 2. Второе место при таком подсчете у Блока занимают притяжательные местоимения: мой начинает 14 стихотворений, твой - 9.

Особое стилистическое значение имеет выбор форм числа личных местоимений, отражающих или официальный, или дружеский, интимный характер речи. Вспомним выразительный переход к обращению «на ты» в письме Татьяны к Онегину:

Я к вам пишу...

Теперь, я знаю, в вашей воле

Меня презреньем наказать

И вдруг:

Другой!.. Нет, никому на свете

Не отдала бы сердце я!

То в вышнем суждено совете...

То воля неба: я твоя;

Вся жизнь моя была залогом

Свиданья верного с тобой;

Я знаю, ты мне послан богом...

Пристрастие поэтов к личным и притяжательным местоимениям отражает их склонность к самоанализу, углубленность в мир переживаний (не случайно и критики, анализируя поэзию, оперируют понятием «лирическое я»); лирическая окраска речи во многом зависит от частотности этих местоимений.

В разговорном стиле, лишенном лиризма, употребление местоимений я, мой, и в особенности их навязчивое повторение, создают неблагоприятное впечатление: отражают нескромность говорящего, его стремление подчеркнуть свой вес, влияние. Вспомним в «Ревизоре» Гоголя сцену хвастовства Хлестакова:

Я принимаю должность... только уж у меня: ни, ни, ни! Уж у меня ухо востро! Уж я... О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку... Я такой! я не посмотрю ни на кого...

Подобное же гипертрофированное употребление личных и притяжательных местоимений негативно оценивается и в письменной речи. В связи с этим в книжных стилях широкое распространение получило так называемое «авторское мы»: форма множественного числа употребляется в значении единственного для указания авторства: мы отметили; мы доказали.

Экспрессивные оттенки личных местоимений проявляет и контекст. Местоимения ты, твой получают отрицательную оценку, если отражают фамильярно-пренебрежительное отношение говорящего ко второму лицу, что воспринимается как нарушение норм вежливости. Вспомним характерную сцену из романа Д. Гранина «Картина»:

Пронзительно скрипнули тормоза... Приоткрыв дверцу, из черной «Волги» высунулся мужчина, румяный, счастливо-самодовольный. Он громко, с укором заговорил:

- Так-то ты, Аркадий Матвеевич, выполняешь. Я же просил срочно, мне ее [статью] завтра посылать. (...)

- Напрасно беспокоитесь, товарищ Сечихин... Конфузливо вздрагивающая улыбка его как бы извинялась за этого человека и за себя. Улыбка эта резанула Лосева больнее всего. Он ударил ладонью о горячую крышку машины...

- Почему вы себе позволяете тыкать человека, который старше вас?..

В русском языке XIX в. местоимение ты могло еще получать высокопарное звучание при обращении к самодержцам: О ты, который возведен погибшей вольности на трон, или, простее говоря, особа русского царя! (А. Пол.); в устах монарха местоимение мы звучало официально-торжественно: Мы, Николай Первый... Однако подобострастие, подхалимство чувствовалось в «лакейском» они - употреблении множественного числа вместо единственного в разговоре о третьем лице: Я предлагал вашей маменьке... свое сердце и руку относительно вас, и они сказали... (Ч.)

Учитывая разнообразные семантические и экспрессивные оттенки местоимений, писатели искусно привлекают их для передачи тонких наблюдений над психологией и взаимоотношениями своих героев. Вспомним сцену последней встречи властной генеральши Варвары Петровны и сбежавшего из-под ее опеки домашнего учителя, умирающего Степана Трофимовича у Ф.М. Достоевского:

- О, бесстыдный, неблагородный человек! - возопила она вдруг; сплеснув руками. - Мало вам было осрамить меня, вы связались... Кто она такая?

- ...О, не кричите, не пугайте ее...

Варвара Петровна вдруг, гремя, вскочила со стула; раздался ее испуганный крик: «Воды, воды!»... Тут только в первый раз догадалась она о размерах его болезни. (...)

- Сейчас, сию минуту эту опять назад. Воротить ее, воротить! (...)

- Ну, вот она вам. Не съела же я ее...

Степан Трофимович схватил Варвару Петровну за руку, поднес ее к своим глазам и залился слезами, навзрыд, болезненно, припадочно. (...) Долго она не позволяла ему говорить...

- Я вас любил! - вырвалось у него наконец. Никогда не слыхала она от него такого слова. (...)

- Довольно! - отрезала она, выпрямившись. - Двадцать лет прошло...

- Я вас любил, - сложил он опять руки.

- Да что ты мне все любил да любил! Довольно! - вскочила она опять. - И если вы теперь сейчас не заснете, то я... Вам нужен покой; спать, сейчас спать, закройте глаза. Ах, боже мой, он, может быть, завтракать хочет! Что вы едите? Что он ест? Ах, боже мой, где та! Где она?

В этом отрывке стилистически значимо не только противопоставление местоимений в формах единственного и множественного числа: ты - вы, отражающее холодно-вежливое и интимное обращение, но и параллельное употребление местоимений вы - он, она - та - эта в одном и том же значении, передающее богатую гамму чувств. Именно столкновение этих местоимений, быстрая их смена, калейдоскопическое мелькание в потоке речи создает яркий стилистический эффект.

Разнообразные семантические и экспрессивные оттенки, появляющиеся у местоимений в контексте, открывают неограниченные возможности использования их литераторами. Остановимся лишь на некоторых случаях стилистической активизации этой части речи.

Обращение публицистов, писателей к местоимению мы, объединяющему в своем значении автора и его единомышленников, слушателей, читателей, подчеркивает единство взглядов, общность убеждений людей, живущих в одну эпоху, принадлежащих одному поколению.

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы - дети страшных лет России -

Забыть не в силах ничего.

(А.А. Блок. Скифы)

При этом нередко местоимению мы противопоставляются местоимения вы, они, указывающие на представителей противоположных взглядов, на идейных противников, врагов: Мильоны - вас Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте сразиться с нами! (Бл.)

В произведениях о Великой Отечественной войне наши означает «советские войска», «партизаны»: Там был бой, когда наши наступали; Сколько наших тогда полегло в болоте.

Замена единственного числа личных и притяжательных местоимений множественным может указывать на просторечие, крестьянскую речь; ср. пример В.И. Даля: - Кто там? - Мы. - А кто вы? - Калмыки. - А много вас? - Я одна.

При обращении замена местоимения вы формой 1-го лица мы придает речи оттенок шутливого участия: Мы, кажется, улыбаемся? (Ч.)

Употребление местоимений он, тот, этот (она, та, эта) для указания на присутствующих, вместо имен собственных или соответствующих личных существительных, сообщает речи презрительный, пренебрежительный тон: Да кто он такой, чтобы ему такие почести, да еще от родной своей матери! (Дост.)

В толковых словарях дается и такое значение местоимений он, она, - «любимый», «любимая» [герой, героиня романа], которое имеет яркую эмоциональную окраску:

- Но кто ж тебя пленил?

- Она...

- Но почему ж ты столько огорчен?...

- Я ей не он.

(А.С. Пушкин)

В художественной речи подобное употребление личных местоимений становится стилистическим приемом, если писатель не называет имен своих героев и отказывается от использования личных существительных: Ночная синяя чернота неба в тихо плывущих облаках, везде белых, а возле высокой луны голубых... Она боком сидит на подоконнике раскрытого окна и, отклонив голову, смотрит вверх - голова у нее немного кружится от движения неба. Он стоит у ее колен (Бун.).

На основе рассмотренного значения этих местоимений строится своеобразный стилистический прием «обманутого ожидания», когда местоимение с иным значением употребляется в препозиции по отношению к замещаемому существительному. Например:

Моя «она»

Она, как авторитетно утверждают мои родители и начальники, родилась раньше меня. Правы они или нет, но я знаю только, что я не помню ни одного дня в моей жизни, когда бы я не принадлежал ей и не чувствовал над собой ее власти. Она не покидает меня день и ночь; я тоже не выказываю поползновения удрать от нее, - связь, стало быть, крепкая, прочная... За ее привязанность я пожертвовал ей всем: карьерой, славой, комфортом... По ее милости я хожу раздет, живу в дешевом номере, питаюсь ерундой, пишу бледными чернилами. Все, все пожирает она, ненасытная! Я ненавижу ее, презираю... Давно бы пора развестись с ней, но не развелся я до сих пор не потому, что московские адвокаты берут за развод четыре тысячи... Детей у нас пока нет... Хотите знать ее имя? Извольте... Оно поэтично и напоминает Лилю, Лелю, Нелли...

Ее зовут - Лень.

(А.П. Чехов)

Другой стилистический прием экспрессивного обыгрывания местоимений состоит в их употреблении без конкретизирующих слов, что дает возможность читателю догадываться, как истолковать местоимение. Например, в поэме С. Есенина «Анна Онегина»: Ну, сядем. Прошла лихорадка? Какой вы теперь не такой!.. Выделенное местоимение можно заменить различными определениями: не прежний; не такой, как мне хотелось бы, не такой, каким я вас представляла и т.д.

За указательными местоимениями в подобных случаях нередко стоит значение высшей оценки проявления качества: Расскажи мне что-нибудь такое про твою веселую страну (Ес.) или, напротив, резко сниженная оценка (в разговорной речи): Кто на тебя на такую посмотрит!; Это тот еще язык! В последнем случае местоимения выполняют функцию эвфемизмов.

В иных случаях, когда употреблению местоимения сопутствует его содержательная конкретизация, появление экспрессивной окраски у указательных слов обычно связано с использованием их для актуализации той или иной части высказывания. Наиболее последовательно это проявляется при «местоименном удвоении» с привлечением указательных местоимений: Ах, Виктор! Этот всегда выйдет сухим из воды; Маргарита, та хоть старается.

Для усиления подчеркивания того или иного слова используются и вопросительно-относительные местоимения: - Не странно ли? Сын Курбского ведет на трон, кого? да - сына Иоанна; - Господи, владыка! - простонал мой Савельич. - Заячий тулуп почти новешенький и добро бы кому, а то пьянице оголтелому (П.). Аналогичную усилительную роль выполняют местоимения и в таких конструкциях: Сей неизвестный собиратель был не кто иной, как Мериме.

Особой экспрессией наполняются вопросительные местоимения и местоименные наречия в риторических вопросах, являясь сильным средством привлечь внимание читателя, собеседника к выделяемому предмету: Что день грядущий мне готовит?...; Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни? (П.) В вопросах, на которые автор сам же дает ответ, местоимения выступают средством актуализации называемого далее понятия: Что слава мира? дым и прах, Кого ж любить, кому же верить? ...Любите самого себя (П.). Особенно эмоциональны те вопросительные предложения, за которыми угадывается скрытое отрицание: Что я еще могу сказать? (П.) Кто же сердце мое порадует? Кто его успокоит, мой друг? (Ес.) В таких конструкциях вопросительные местоимения как бы удваивают свое значение, выражая риторический вопрос и подсказывая отрицательный ответ.

Для стилистического анализа из других разрядов местоимений интересны неопределенные, которые на фоне всех остальных выделяет семантическая исключительность: их значения никогда до конца не выявляются в контексте: Когда б не смутное влеченье чего-то жаждущей души, я здесь остался б; ...Ножка Терпсихоры прелестней чем-то для меня (П.). В отличие от личных и притяжательных местоимений, служащих субъективации авторского повествования, «приближающих» описываемое, неопределенные местоимения, напротив, способствуют «отдалению» предметов и событий, о которых идет речь. Например:

Он [Степан Трофимович Верховенский] успел напечатать... начало одного глубочайшего исследования, - кажется, о причинах необычайного нравственного благородства каких-то рыцарей в какую-то эпоху или что-то в этом роде. По крайней мере, проводилась какая-то высшая и необыкновенно благородная мысль... Прекратил же он свои лекции потому, что перехвачено было как-то и кем-то... письмо к кому-то с изложением каких-то «обстоятельств» вследствие чего кто-то потребовал от него каких-то объяснений...

(Ф.М. Достоевский)

Настойчивое повторение местоимений (как в нашем примере) заставляет усомниться в достоверности информации, настолько нереальным представляется скрытое в них значение. В иных же случаях присущее неопределенным местоимениям значение неясности, неизвестности создает вокруг них экспрессию таинственности, загадочности, что ценят поэты: Есть минуты, когда не тревожит роковая нас жизни гроза. Кто-то на плечи руки положит, кто-то ясно заглянет в глаза (Бл.).

Отсутствие содержательной конкретизации неопределенных местоимений в контексте способствует развитию у них разнообразных оценочных значений. Чаще всего они получают негативную окраску, передавая пренебрежение: Тут непременно растет дрок (непременно дрок или какая-нибудь трава, о которой надобно справляться в ботанике). При этом на небе непременно какой-то фиолетовый оттенок. (Дост.).

Введение в текст неопределенных местоимений может быть вызвано и нежеланием собеседников назвать конкретное лицо, которое им хорошо известно: Кое-кто будет не рад этому. Кто-то сейчас злится, узнав о вашем успехе. Подобное употребление местоимений придает им значение, близкое к эвфемизмам.

Особую экспрессивную нагрузку получают неопределенные местоимения, используемые в контексте как символы понятий, лишенных реальной ценности, ничего не значащих для говорящего:

Проснуться было так неинтересно,

настолько не хотелось просыпаться,

что я с постели встал,

не просыпаясь,

умылся и побрился,

выпил чаю,

не просыпаясь,

и ушел куда-то,

был там и там,

встречался с тем и тем,

беседовал о том-то и о том-то,

кого-то посещал и навещал,

входил,

сидел,

здоровался,

прощался,

кого-то от чего-то защищал,

куда-то вновь и вновь перемещался,

усовещал кого-то

и прощал,

кого-то где-то чем-то угощал

и сам ответно кем-то угощался...

(Ю. Левитанский)

Здесь местоимения и скрытые за ними понятия как бы заполняют пустоту; то, что происходит в жизни лирического героя, для него не представляет никакой ценности.

В работе писателей над языком произведения местоимениям уделяется немало внимания. Требование точности речи, борьба с многословием обязывают автора (и редактора) вычеркивать в тексте те местоимения, которые не выполняют информативной и экспрессивной функции. М. Горький, шлифуя слог одного из молодых литераторов, подчеркивал: «Как-то», «что-то», «почему-то» - эти слова надо употреблять лишь в крайних случаях. Авторы должны знать, как, что и почему...».

Анализируя авторскую правку известных русских писателей, можно привести убедительные примеры исключения из текста подобных местоимений и замену их точными определениями. Так, у Н.А. Некрасова: Достались вы ему с богатством, с именем, с умом, с такою красотой - последние слова в рукописи зачеркнуты, вместо них вписано: с доверчивой душой. В предложение Какой-то тусклый и сырой пред нею коридор внесено исправление: Пред нею длинный и сырой подземный коридор.

Однако можно указать и случаи отказа писателей от точного наименования предмета и предпочтение местоимения, если оно в контексте получает стилистическую нагрузку; например, известная фраза из «Медного всадника» сначала звучала у А.С. Пушкина так: На берегу варяжских волн стоял глубокой думы полн Великий Петр. Однако поэт зачеркнул имя собственное. Вместо него было вписано: царь, затем муж и, наконец, поэт остановился на местоимении, которое в контексте без конкретизирующих существительных звучит более значительно, торжественно: Стоял он, дум великих полн.

Работая над «Станционным смотрителем», Пушкин несколько раз возвращался к сцене, которая в окончательной редакции обрела такой вид:

Потом, сунув ему что-то за рукав, он отворил дверь, и смотритель, сам не помня как, очутился на улице. Долго стоял он неподвижно, наконец увидел за обшлагом своего рукава сверток бумаг; он вынул их и развернул несколько пяти- и десятирублевых смятых ассигнаций.

Здесь соотношение неопределенное-определенное передается благодаря искусному введению местоимения: дан ряд что-то - сверток бумаги - несколько ассигнаций. Однако такая выразительность речи была достигнута не сразу: в первой редакции было: Потом, взяв несколько ассигнаций, сунул он мне за обшлаг, во второй - Потом, взяв со стола несколько ассигнаций, сунул он мне их за рукав. И только в окончательной редакции изложение объективируется благодаря использованию местоимения. Насколько важно это было для Пушкина, свидетельствует его правка.


 
« Пред.   След. »