АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ СОЛЖЕНИЦЫН

(1918-2008)

      «И вышла колонна в степь, прямо против ветра и против краснеющего восхода. Голый белый снег лежал до края, направо и налево, и деревца во всей степи не было ни одного.
      Начался год новый, пятьдесят первый, и имел в нем Шухов право на два письма».

А. Солженицын. Один день Ивана Денисовича, 1962

Задание 1

      Еще раз прочтите этот или иной фрагмент знаменитой повести Солженицына, опубликованной в 1962 году, на исходе «оттепели», и определите главные особенности повествования этого бывшего узника ГУЛАГа, его волю к концентрации эмоций, сгущенности, уплотнению психологической жизни героев, к монологизму и сжатию временны́х горизонтов жизни. Не кажется ли вам, что язык этой повести и всей прозы Солженицына - это «язык пространства, сжатого до точки» (О. Мандельштам)?
      Чем достигается эта концентрация событийности, масштабность на «аршине пространства»? Можно отметить, например, все виды «помощи» автора своему читателю. Сразу все герои - от Ивана Шухова до бригадира Тюрина и Алешки-баптиста - собраны, содвинуты в этой мерзнущей колонне. Мотив холода, беззащитности человека подчеркнут и тем, что снег только ослепительно белый («голая» белизна), и тем, что восход «краснеющий». Одиночество, заброшенность человека в мире подчеркнуты тем, что здесь все «против» него (и ветер, и восход), а сама пустота имеет какой-то абсолютный, предельный характер (ни одного деревца в степи, и всего два письма в год).

Задание 2

      На кого же опереться человеку в таких условиях? Где искать тепло, надежду, выход из пустоты? Не предлагая никаких рецептов спасения, писатель объективно - и через подробности сюжета, быта, портреты соседей Шухова, прежде всего бригадира, кавторанга Буйновского и др., заставляет главного героя оценивать людей, жизнь, свою и чужую, весь мир за пределами лагеря.
      Можно ли, учитывая эту постоянную помощь, энергию его исповедальности, во всем не дополняя его, доверять такому признанию автора: «Просто был такой лагерный день, тяжелая работа, я таскал носилки с напарником и подумал, как нужно бы описать весь лагерный мир - одним днем... Попробую-ка я написать один день одного зека. Сел, и как полилось! со страшным напряжением!.. Я невероятно быстро написал „Один день Ивана Денисовича" и долго это скрывал»?

Задание 3

      Век жизни Солженицына, предшествовавший «Одному дню...», не просто длился гораздо «дольше». Он был весьма драматичен, полон нелегких испытаний, был тоже в известном смысле «прямо против ветра».
      Есть биография событий, происшествий, внешних продвижений человека, биография «юбилеев» и наград как знаков взлета, но есть и биография переживаний, скрытых нравственных решений, незримого противостояния «веку-волкодаву».
      Как вы оцениваете жизненный путь Солженицына? Что есть поучительного в опыте его самосозидания, импровизации судьбы?

      Александр Исаевич Солженицын родился 11 декабря 1918 года в Кисловодске, но школьные и студенческие годы провел в Ростове. По своему происхождению писатель принадлежал к двум по-своему примечательным, разрушенным революцией родам: по отцу, офицеру царской армии, участнику похода генерала Самсонова в Восточную Пруссию в августе 1914 года, - к казачьему роду Солженицыных, поселившемуся на сторожевой линии еще при Петре I, a по матери, окончившей Бестужевские курсы, - к роду степного хозяина, плантатора, выбившегося в люди из пастухов... Перед войной писатель окончил физико-математический факультет Ростовского университета и после первых проб пера поступил в МИФЛИ (Московский институт философии, литературы, истории). Все годы ученичества были отмечены характерным разномыслием, даже разнонаправленностью интересов: с одной стороны, школьник и студент Солженицын, судя по воспоминаниям первой жены - Н. Решетовской, не отличался от типично советских сверстников, даже превосходил их в чем-то («На первом курсе задумал свой очень серьезный роман «Люби Революцию»), но с другой - у него был и иной мир, жила память об ушедшей России, ее культуре и православии («Над его письменным столом висела фотография его отца в форме царского офицера»). Он бережно собирал предания семьи и рода, аксиомы религиозного опыта, готовился к судьбе учителя жизни - пламенного морализатора, мечтал реализовать свою идею о предназначении писателя: «Большой писатель в стране - это... как бы второе правительство».

Задание 4

      Реализовал ли Солженицын это притязание? Своими многотомными романами о революции с 1917 года под общим названием «Красное колесо» (1983-1986), историко-документальной хроникой «Архипелаг ГУЛАГ» (1973-1976), откровенно политизированной, «бодливой» по отношению к эпохе застоя и всему укладу социализма книгой «Бодался теленок с дубом» (1975), наконец, проповедью и проектом «Как нам обустроить Россию?» (1990)? Прав ли был Генрих Белль, знаменитый немецкий писатель, встречавший Солженицына, высланного из СССР, в Германии в 1974 году, когда назвал его «самым молодым в великой галерее спорных писателей»? Оцените трезвость, взвешенность и точность мысли французского критика Жоржа Нива о «двух Солженицыных»:
      «Первый - публицист поневоле, человек, питающий отвращение к политическим ролям, но сделавшийся политическим рупором... отправляющийся проповедовать новую веру самоограничения, национального возрождения. У этого Солженицына все меньше шансов быть услышанным... Пророческий дар от Исайи (библейский пророк. - В. Ч.) до Исаича, увы, неузнаваемо деградировал!..
      Но остается и второй Солженицын, тот, кто, „откатив" глыбу „Архипелага" и романов о человеческом существовании в лагере, взялся за „Красное колесо"... Каменщик в первую голову (как его герой Иван Денисович), Солженицын... способствует борьбе против смерти, против исчезновения пережитой человеком истории».

Жорж Нива. Солженицын, 1993

Задание 5

      Известно, что Александр Твардовский, прочитав «Один день Ивана Денисовича», оценил нравственную позицию автора так: «Лагерь глазами мужика». Вл. Лакшин в статье «Иван Денисович, его друзья и недруги» отметил особенность этого мужицкого взгляда, обращенного не только на атмосферу лагеря, на эпизоды труда, хитрости выживания, но и на сердцевину характера самого героя:
      «У Шухова такая внутренняя устойчивость, вера в себя, в свои руки - в свой разум, что и Бог не нужен ему».

Новый мир. - 1964. - № 1

      Означает ли это центральное, доминирующее положение Ивана Денисовича в системе персонажей, что автор целиком передоверил ему и описание, и оценку медленно протекающей лагерной жизни? Какие способы подключения авторского «я», голоса повествователя (и его кругозора!) всего удачнее в повести? 
      Задумайтесь над приемами отбора материала, пополнения «за счет автора» суммы впечатлений и догадок Шухова.
      Любая подробность в повести от этого пополнения буднична и символична, она отобрана не героем с автором, а многими годами лагерного бытия писателя. Отобран и жаргон, тоже ставший событием после публикации повести, и фольклор, свои сокращения слов, особые знаки беды:
      «В пять часов утра, как всегда, пробило подъем - молотком об рельс у штабного барака»; «В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать»; «Вот, тяжело ступая по коридору, дневальные понесли одну из восьмиведерных параш... а ну-ка поди вынеси, не пролья!»; «Никак не годилось с утра мочить валенки»; «Если каждый из бригады хоть по чутку палочек принесет, в бараке теплей будет»; «Завстоловой никому не кланяется, а его все зеки боятся. Он в одной руке тысячи жизней держит»; «Денисыч! Там... Десять суток дай! Это, значит, ножичек дай им складной, маленький» и т. п.
      Кого первым слышим мы, вникая в эти подробности, - автора или его второе «я» - Ивана Денисовича? Во всем ли они сливаются? Что дает в итоге это двуединство точек зрения и языка для сюжетного развертывания характера Ивана Денисовича и авторской позиции?

Задание 6

      Правомерен ли упрек, точнее, сожаление некоторых критиков, что «мужиковатость», тем более безрелигиозность Ивана Денисовича, его отдаленность от сферы книжной, профессорской культуры мешает ему вести полноценные беседы с Цезарем Марковичем, с кавторангом, с ветераном лагеря, встреченным в столовой? Или прав был В. Лакшин, писавший о неизбежности и важности именно разных жизнечувствований: «Хотелось бы, конечно, чтобы Иван Денисович стоял на более высокой ступени культуры и чтобы Цезарь Маркович, таким образом, мог бы говорить с ним решительно обо всем, что его интересует, но, думается, и тогда взгляды на многое были бы у них различны»?

В. Лакшин. Иван Денисович, его друзья и недруги, 1964